Нина Коровкина
Кот Антон и другие обитатели Брехаловки
рассказ
Жили-были мои папа и мама. По причине переезда взрослых уже детей в другие города, жили они скучно. Однажды на улице в ноги к папе бросился шелудивый котенок и попросил приюта. С этого момента существование родителей стало ускоренно наполняться яркими событиями. Сначала котенка надо было отмыть, назвать и залечить болячки. К имени Антошка новый родителев сожитель отнесся благожелательно, а к неумелой ветеринарии – стоически. Тем более, что травмы вскоре стали появляться ежедневно. Беспризорное детство накладывает на любое существо свой отпечаток. Видимо, в сиротский отрезок жизни Антон агрессивно сражался за свое место под солнцем среди таких же побродяжек, и эта особенность бросаться в бой без предварительного выяснения отношений стала в характере преобладать.
Как только он осознал свой статус домовладельца, другим нечеловеческим обитателям нашей улицы небо показалось с кошачью лапку. Никто вовремя не объяснил Антону, что он кот и должен бояться собак, сторониться петухов и крупных куриц. С курятины сыпались пух и перья, если она оказывалась на его пути, а собакам, большим и малым, он без положенных враждебных церемоний вцеплялся в морды.
Собаки были домашними, закормленными и ленивыми. Давать отпор такому мачо прежде не приходилось, потому и умения не было. Они не сидели во дворах на цепях, не сторожили своих хозяев – в сонном маленьком городке на сонной тупиковой улочке с десятком домишек в дремотные брежневские времена не находилось маньяков, посягающих на честь бабушек ,не находилось и грабителей, желавших порыться в нафталиновых сундуках. Так что, местная живность беспечно слонялась по улице, справедливо названной Брехаловкой, в поисках хоть каких – нибудь событий. Не найдя таковых, сваливалась всем табором в прохладную траву или в жаркую пыль и впадала в дрему.
Редким счастьем было объявить персоной нон грата зарулившую в наши края машину. Авто в те далекие годы было так мало, что даже центральные улицы люди переходили в любом месте и в любое время беспрепятственно. Случайно заехавшая на Брехаловку машина испуганно останавливалась, увы, поздно понимая, что выехать отсюда можно лишь пятясь задом по незнакомым колдобинам. Вначале она делала вид, что гавкающие собаки и шипящие коты ее не волнуют, но самообладания хватало ненадолго. Псы, подбадривая друг друга, все более упиваясь своим превосходящим числом и мыслью о священном долге защитника родной земли, напирали . Автомобиль, забыв о чувстве собственного достоинства ,начинал мелко дергаться вперед-назад, пытаясь развернуться. И только после долгих и унизительных перебранок со стаей, мстительно саданув выхлопным газом, суетливо и поспешно покидал чужую территорию.
Такое беспечальное времяпровождение закончилось с появлением Антона. Лидер по характеру, боец по темпераменту, кот-подросток сразу показал, кто тут теперь будет хозяином. Никогда не знавшие сурового обращения, воспитанные у теплого старушечьего бока коты и собаки, а также местная гордость – петух Цыпа, принадлежавший бабе Мане, которому в свою очередь принадлежали все куры из всех пяти соседских курятников , после недолгих боев капитулировали и признали Антона предводителем. За это кот пообещал своему электорату веселую жизнь.
И она началась. Сражения с четвероногими жильцами соседних улиц, набеги на дальние территории, охота на чужих цыплят, разнообразные по масштабам спортивные бои без правил, ночные художественные конкурсы «Кто громче» на чердаках…
Надо сказать, что у местных людей была большая головная боль одна на всех. Позади нашей крошечной улицы , с незапамятных времен расположившейся в небольшом живописном овраге , находилась маленькая бухта маленькой речки Камышинки. Бухта эта была древнее самого старого дома в городке, и на кажущихся ей справедливых основаниях мечтала отвоевать у шумного и надоевшего человечества его пространство. Не имея собственных сил на эту борьбу, она породила свое законное потомство, всем существом запрограммированное на завоевание земель – камыш.
Армия камыша, красивая, крепкая, стройная, но враждебно упрямая наступала на огороды. Себе в союзники она взяла еще одну часть обитателей окрестных мест – комаров, оводов, тлю, жуков, лягушек, бабочек, землероек. Война с народом шла много десятилетий. Каждое лето соседи, сговорившись, со всех сторон одновременно поджигали стволы двухметровых растений, оберегая свои огороды бьющей из шлангов водой. Вражеская армия , ненадолго поверженная, быстро восстанавливала свои ряды и вновь начинала набеги на территорию противника, глуша молодые ростки овощей своими. Лягушки пожирали клубнику, бабочки - капусту, жуки – картошку, тля – все остальное. Комары с остервенением набрасывались попить вражьей кровушки, мухи с оводами не на жизнь, а на смерть несли заразу.
Антон, будучи тварью благородной и благодарной занял сторону людей. Он изменил положение сил враждующих сторон. Своим бойцам, ранее и не помышлявшим соваться в заросли камыша, кот открыл счастье азарта в охоте и радость победы. С утра до ночи его новобранцы шныряли по прежде непроходимым дебрям и пожирали все, что попадалось, вытаптывая поросль, ломая взрослые стебли. Хозяева огородов, воодушевленные помощью, схватились за лопаты и стали выкапывать с корнями ненавистное племя. Засыпали камнями, заваливали мусором, жгли, топтали и, наконец, увидели бархатный бок родного оврага, ранее запертого стеной камыша.
Пережив проигранное сражение ,бухта решила взять реванш по-иному. Вырастив в своем лоне новый вид войска – ряску – она превратила все свои прозрачные воды в густой зеленый кисель. Ни людям, ни собакам. Да что там крупногабаритные враги, курица, и та уже не могла попить не поперхнувшись. Рыбаки забросили свои удочки в сараи – рыба вся ушла в Волгу, а ходить туда на промысел было лень. Зато лодки перестали тонуть, даже те, что своих нерадивых хозяев годами не видели. Прежде они, рассохшиеся, уходили одна за другой под воду и оттуда с упреком взирали на белый свет. Теперь же зеленое месиво повыталкивало их со дна. Они всплывали, покрытые этой дурно пахнувшей субстанцией, и становились соответствующими соучастниками среды обитания.
Вступив в пору половой зрелости ,Антон завел себе подругу – драную кошку Мурку девяностолетней бабы Нюры. Мало того, что Мурка производила впечатление ровесницы хозяйки, она была безобразной: уши – в рваных клочьях, шерсть – в колючках, морда - отвратная. Мой папа, большой знаток женской красоты, был уязвлен выбором своего питомца. Он гонял Мурку , теперь нагло лезшую в наш двор, стыдил Антона, обвиняя его в эстетическом невежестве, даже пригласил однажды в гости белоснежную красавицу Маркизу, жившую у соседей Павловых. Кошечка эта была удивительно хороша: грациозна, голубоглаза, женственна в каждой своей позе. Правда, мама заподозрила, что Маркиза излишне осведомлена о своей красоте и больше позирует, чем естественно существует. Но это было не совсем справедливо. Просто юная красотка была безнадежно влюблена в Антона и, как могла, пыталась выйти из положения отвергнутой. Она демонстрировала модельную внешность и хорошее воспитание, сидя у ворот своего дома, мгновенно прячась под калиткой, стоило только какому-нибудь Барсику или Мурзику приблизиться к ней с комплиментами. Однажды даже, мечтая привлечь внимание Антоши, Маркиза , по инициативе внучки хозяев, вышла на улицу с огромным голубым бантом на шее. Все было напрасно. Кот даже не смотрел в ее сторону. Он оказался преданным возлюбленным Мурки. Бедной бабе Нюре приходилось много лет топить потомство Антона в дворовом клозете.
Когда, наконец, забылся младенческий голод, Антошка начал игнорировать мамины супчики, предпочитая соседских цыплят. Одно время в летней кухне завелись мыши. Они были умными и нахальными. Днем, когда папа был на работе, мама боялась заходить не только на кухню, но и в сарай. Мыши этот страх видели и пользовались во всю безнаказанностью. Вечером, с приходом хозяина, они прятались , и поэтому папа не очень-то верил живописным стенаниям о нашествии оккупантов.
Мама много раз серьезно говорила с Антоном о его непосредственных обязанностях по дому, но кот по причине тотальной занятости мер никаких не предпринимал. Кроме того, ему ловля мышей казалась делом мелким, недостойным. Мурка, которой он перепоручил охоту на домашних грызунов, в дом супруга не допускалась на пушечный выстрел. Мыши наглели все больше. Мама, подозревая, что Антон и дальше собирается игнорировать ее указанья, решила сломить упрямство дармоеда. Она подхватила за шкирку тяжелого, заматеревшего на домашних пельменях кота и сунула его в нижний ящик кухонного буфета. Там уже с полчаса слышалась возня. Дверца была мгновенно захлопнута и для надежности заперта на ключ. Буфет вздрогнул всей своей дубовой тяжестью и возмутился до глубины недр.
Он был очень старым и поэтому полагал, что собственным возрастом заслужил если не статус антиквариата, то, хотя бы, почтительность окружающих перед его историческим прошлым. Память хранила вид красивой гостиной, куда его водворили сразу после столярной мастерской, многоперсонные сервизы английского и немецкого фарфора, хрустальный звон питейных емкостей, бисквитные фигурки пастушек, хранившиеся на его полках. Но это было давно. К тому моменту, когда он стал дряхлеть , начались неприятные перемены. В одночасье убрали посуду, а затем его самого перевезли в какой-то простецкий дом, заставили щербатыми разнокалиберными тарелками из плебейского фаянса, стеклянными гранеными стаканами, а вместо столового серебра, что лежало прежде в специальном отделении, напихали стальных вилок и ложек. После и вовсе отправили в подвал, в эту их «летнюю кухню». С мышами буфет знаком был давно и притерпелся к их суетной сущности. В конце концов, мыши мало чем отличаются от людей: так же мечутся в поисках корма и теплой норы. Философское миросозерцание ни тем, ни другим, похоже, не знакомо. Вечно дверцами его скрипят. А теперь дело дошло до хранения в нем котов!
Антону было не до чувств этой развалины буфета, об который он немало поточил в свое время младые когти. Кот был разъярен. Его, атамана, как последнее ничтожество бесцеремонно хватают за самое уязвимое место, швыряют, куда ни попадя. Да еще запирают вместе с этой дрянью – мышью! Сдалась она ему – только зубы шерстью забивать. Он орал благим матом, требуя свободы и порядка, широким лбом таранил дверцу, бил в стены мощными лапами. Наконец, хозяйка распахнула двери тюрьмы. Ругаясь, на чем свет стоит, Антон бросился вон из кухни. Ополоумевшая от ужаса мышка стояла на полке ни жива, ни мертва.
Вечерами, после ужина, мои родители, по обыкновенью, отдыхали на высоких приступках чисто вымытого крыльца и наслаждались тихим летним вечером. Они рассказывали друг другу события дня, проведенного порознь. Антон тоже любил эти семейные посиделки и старался их не пропускать. В этот раз он пожалел, что пришел. Лучше бы с Муркой погулял лишний час. Потому что хозяйка, насмешливо глядя на него, рассказывала об эпизоде в буфете. Кот никак не мог понять, зачем хозяевам так нужны эти мыши. Они не ели этих тварей, это он знал точно, шуб из шкур не шили. Похоже, просто дело принципа. Как у него, когда день за днем охотился на петуха с соседней улицы, пока не пообрывал тому все до одного перья из хвоста. Петух, лишившись своей красы, потерял и гонор, и актуальность, стал коту неинтересен.
Как у всех разумных существ, у Антона была своя ахиллесова пята: он не терпел над собой насмешек. А сейчас хозяин, закинув голову назад, громко хохотал. Над ним. Это было так невыносимо, что Антон, взвизгнув, опрометью сбежал под крыльцо. Было стыдно и обидно. За что? Мышей им надо? Ладно, будут!..
Под утро мама проснулась от прикосновения к щеке чего-то мягкого. Светало. Скосив глаза к подушке, она увидела лежащую рядом с ее головой неподвижную мышь. Мама визжала тонко и колоратурно, пока не прибежал со двора рано встающий папа и не вышвырнул зверька в форточку. Антон сидел у кровати и внимательно следил за реакцией хозяйки.
Ему понравилось это необычайное пение. Между прочим, в юности мама мечтала о карьере поющей актрисы, но помешали сначала война, потом замужество. Те спокойные мелодии, что напевала она дома, не давали коту общей картины ее вокальных данных. Антон был не лишен музыкального слуха, и часто слушал вместе с хозяевами всевозможные концерты по радио, полагая себя знатоком музыки. Он и сам любил попеть дуэты с кем – либо из приятелей. Поэтому сегодняшние фиоритуры благодетельницы, так эмоционально подстегнутые, он оценил высшим баллом и решил в ближайшее время повторить их прослушивание.
Вечером, все на том же крыльце, он нежно муркнул и, неожиданно для хозяйки , обдал ее ноги теплой струей. Но просчитался. На этот раз дивного громкого пения не было. Его отходили мокрой тряпкой и выгнали на всю ночь из дома. Спать пришлось на пыльной подловке.
У Антона были пристрастия. Он обожал комфорт и ливерную колбасу. (В те времена эта колбаса делалась исключительно из ливера.) Из-за любви к удобствам игнорировал месяц март и никогда не шлялся в ненастное время, особенно с чужими кошками. Мурка, похоже, даже не догадывалась об Антоновой верности, впрочем, ей это было совсем безразлично. Сама она была ветреной шалавой и сроду не отказывалась от плотских радостей, за что не раз и не два была бита ревнивым мужем.
Самым уютным местом в доме кот выбрал хозяйскую кровать, застеленную старым зеленым пледом. Кровать стояла рядом с печкой-голландкой, а над кроватью, уберегая ее от холодной стены, раскинулся мягкий, теплый, шерстяной ковер. Орнаментом он постоянно намекал всем на свое персидское происхождение, никто и не возражал против этой легенды, хотя старожилы дома – круглый стол и две панцирные кровати – в минуты плохого настроения скрипучими голосами советовали всем заглянуть на изнанку этого ковра, а заодно и другого, что притих на стене маминой спальни. Там, мол, на оборотной стороне обозначена не только генеалогия (ковровый комбинат), но и истинная цена. Ковер, понимая свое особое положение, горделиво молчал в ответ на провокации.
За него всегда вступался сундук, доверху набитый несезонной одеждой. Он считался в доме самым разумным, благодаря своему значительному содержанию. Сундук был сосновый, простонародный. Он появился в доме недавно, вел себя без претензий , любил мир и покой, потому и увещевал сварливых долгожителей. Антон, возлежа в центре люлькой прогнутой кровати, дремотно прикрыв глаза, раскатисто мурлыкал, соглашаясь с сундуком.
Его любовь к ливерной колбасе со временем наполнилась драматизмом. Пристрастие это родилось накануне горбачевской «перестройки» и поначалу не предвещало моим родителям никаких хлопот. Тогда колбасой этой торговали только что не в книжных магазинах. А потом все прилавки опустели, зато появились талоны на продукты. Ливер в них отсутствовал. А Антон требовал его нешуточно. Кот прекрасно знал, кто ходит за продовольствием: хозяйка больна ногами, с нее и спросу не было. Опершись передними лапами на кровать хозяина, он сначала мягко просил угощения, но, не видя положительной реакции, начинал орать дурным голосом. Папа объяснял ему экономическое положение в стране, даже демонстрировал распахнутый холодильник, но вымогатель, подсевший на субпродукты, как наркоман на иглу, не хотел ничего слышать. Дай, и баста!
Однажды папа не выдержал и дал любимцу за надоевшее нытье затрещину. Кот понял, что громкие митинги только усугубляют конфликт сторон, но снимать с повестки дня свои законные (как он полагал) требования не собирался. Просто переменил тактику: все так же передними лапами вставал на кровать, где последнее время все чаще вылеживал бока кормилец, и орал «Даешь ливер!», но уже без звука, только мощно артикулируя пастью.
Вот этот недюжинный ум Антона и его мужское упрямство восхитили папу до глубины души. Он, уже тяжело больной, время от времени обходил немногочисленные магазины нашего городка. Ему везло. То ли продавщицы все поголовно были сочувствующими кошатницами, то ли Антон был везунчиком, но эти походы нередко были удачными, и вожделенная колбаса на несколько дней вольготно располагалась на полупустых полках домашнего холодильника.
Антон первым заподозрил неладное с хозяином. Он норовил улечься тому на грудь и сразиться со страшным зверем, поселившимся в легких. Но папа не понимал приятеля, расценивал его героические порывы как поиски новых комфортных условий и сгонял кота на пол.
Когда по телевизору стали показывать ельцыновскую революцию, старичье нашей улицы было не оторвать от зрелища. Никто не понимал, кто с кем и против кого сражается, ведь все, вроде, из одной КПСС, а как взъярились… Зато всем было ясно, что тихая, благодушная жизнь завершилась, начинается новая эпоха, где им, уже бессильным, нет места.
Последней иллюстрацией краха обещанного коммунизма, стало воровство «гробовых» денег. После этой бесстыдной государственной акции стало ясно, кто теперь встал у кормила власти. Осознав, что впереди беспросвет, деды сдались на милость Божью и принялись уходить на тот свет один за другим.
Молодежи на нашей улочке не было: давно поразъехались в поисках счастья. Отцы и деды повымирали за два – три года, Брехаловка обновилась пришлыми домохозяевами и их машинами, впрочем, это неофициальное название улицы упразднилось, так как помнить его стало некому. Куры пошли в ощип, стариковский скарб – на помойку в камыши, а коты и собаки, став бессемейными, покинули родные места. Сбившись в дикую стаю, они вступили в вольную разбойничью жизнь. Наука атамана Антона пригодилась.
А Антон ушел из дома раньше всех, в ночь, когда умер хозяин.
Комментариев нет:
Отправить комментарий